ЕЩЁ ОДНА НОЧЬ

      Ночь. Открытое окно маленькой комнатки с бежевыми стенами и более светлого оттенка потолком. За окном шелестит листва, поют цикады, грохочет транспорт, несущийся по выходящей на шоссе дороге. Я читаю, стараясь не вслушиваться в тексты молитв, которые шепчет Мария Михайловна. Но не получается, шёпот старушки не даёт сосредоточиться на книге, хотя обычно посторонние звуки мне не мешают. Я начинаю думать о жизни Тани Власенковой и невольно ищу сходство с моей собственной жизнью. Так уж сложилось, что с детства я часто ищу что-то общее между собой и полюбившимися мне персонажами. Сейчас, в начале книги, Таня ещё не знает, как сложится её жизнь. А я знаю. Знаю по фильму. И вот теперь я держу в руках книгу, зачитанные страницы которой помнят прикосновения множества рук людей, читавших её до меня и так же переживавших вместе с Таней. Так же, да не так. Книга лишний раз напоминает о том, что ещё не поздно что-то изменить. Вселяет надежду...
      Мария Михайловна перестаёт молиться и закрывает окно. Современный пластиковый стеклопакет жёсткой звукоизоляцией отрезает пространство нашей маленькой комнатки от "большого мира". Я не люблю звукоизолирующие пластиковые рамы. Мне нравится слышать шум машин и шелест листьев, гул самолётов и гудки проходящих мимо поездов. Абсолютная тишина невыносима. У меня возникает ощущение, будто я нахожусь в подземном бункере, изолированном от внешнего пространства массивными шлюзами и толстенными бронированными стенами. А то и на брошенном космическом корабле со снятыми двигателями и демонтированным оборудованием, как Каролина Мартин, только без средств погрузить себя в кажущийся спасительным анабиоз.
      Я неохотно закрываю книгу. Откладываю её, встаю с бугристой металлической кровати, выхожу в коридор, прикрыв за собой дверь. В коридоре тихо и безлюдно. Слабый свет ночника представляется мне аварийным освещением звездолёта, совершившего на неизвестной планете вынужденную жёсткую посадку.
      Я иду в туалет, потому что там должно быть открыто окно, а мне сейчас необходим глоток ночного воздуха. Прохожу мимо тёмного перпендикулярного коридора, мимо подсвеченного люминесцентным холодом поста медсестры, мимо обеденных столиков и аккуратно поставленных вокруг них стульев, мимо закрытых окон и свисающих ветвей комнатных растений... которые в моём растревоженном воображении готовы начать стремительный рост с целью заполонить собой всё, до чего способны дотянуться... Коридор ночью кажется необычайно просторным и таинственным. Я прислушиваюсь к каждому шороху и по-детски ожидаю услышать что-то такое, что поможет мне "вдруг оказаться вверху, в глубине, внутри иль снаружи, где всё по-другому". Но ни один звук не выбивается из общего ритма данной реальности.
      Наконец открываю дверь туалета. Яркий свет бьёт в глаза и заставляет на мгновение зажмуриться. Окно действительно открыто. Такое тёплое и доброе. И как будто с детства знакомое. Старая деревянная рама, обшарпанный подоконник, облупившаяся некогда белая, а теперь желтоватая краска. И темень за окном. Старый полусухой остролистный клён видится мне сплетением лиан тропического леса - так причудливо выглядят в темноте опустившиеся сухие ветви и нависшие над ними гирлянды живых листьев. Завораживающее сочетание живого и мёртвого в одном дереве.
      Я стою у окна и слушаю ещё одну тревожную городскую ночь.