Бывает, конечно. Редко, но бывает.
«Золушку» из провинциального детдома забирают в успешную и любящую семью. Скорая успевает приехать, а врач оказывается компетентным, и успевает откачать принявшую смертельную пригоршню таблеток «Джульетту». А её «Ромео», в это самое время, занимающийся тем, что сам он считает «паркуром», с компанией таких же искателей адреналиновой иглы на заброшенной стройке, и спрыгнувшим на казавшийся таким надёжным фундамент, годами скрывающим под маской строительного мусора залитую водой трубу неизвестного назначения и глубины. Кого благодарить ему, что его ноги точно попадают на, невесть с какой целью сделанные, распорки, лишь на пару сантиметров выступающие с обеих сторон трубы и он, ошеломлённый, но ушедший в воду лишь по шею, может осмыслить ситуацию, и даже, без посторонней помощи, покинуть ловушку?
Дело было в другом — случилось то, чего не бывает.

Солнце в этот радостный день грело особенно. Нет не сильно. Олька не любила, когда сильно. Когда сильно — всегда хочется пить. Уж это наверняка. А пить ещё найти надо. Ведь из речки пить нельзя. Это совершенно точно. Значит, надо или к домикам идти, или домой возвращаться. А уж этого особенно не хотелось в такой день.
В такой день хотелось запечатлять. Именно. Не ри-со-вать. (Рисовали они на уроке рисования и, в основном, всякую чепуху). За-пе-чат-лять. Как настоящий художник. Ведь говорят про художников «он запечатлел в своей картине…».
Правда Олька не запечатлевала на своих картинках (это всё равно, что картины, только маленькие) тоже, что и художники. Море там, корабли какие-нибудь, или лес с мишками. Нет. У Ольки на всех картинках было всего три сюжета:
Речка, за ней холм с редколесьем. Речка была, разумеется, синей. Холм зеленым, деревья разноцветными. Над всем этим пейзажем царствовало огромное красное солнце с лучами. Это была — «Дальность».
Кривоватые зеленые домики с красными крышами. Красная дорога вьется среди зеленой травы. Сверху вездесущее, но в этом сюжете не играющее особой роли и оттого маленькое солнышко четвертушкой. Красное, конечно. Крупно, на переднем плане синий забор. Неизвестно как удерживающаяся в лежащем положении на острых треугольниках забора, кошка. В зависимости от настроения то ли Ольки, то ли кошки, она представала то ярко-красной, то смутно-синей, в эти моменты сливаясь с забором, то неуловимо-зеленой.
Это называлось — «Кошка».
Очень редко в Олькиных рисунках появлялся третий сюжет.
Сплошное зеленое поле с красными точками, видимо обозначающими цветы и, разрезающие зелень вдоль, две синие полосы с перпендикулярными штрихами. Каждый, даже и не художник, узнал бы в них рельсы со шпалами.
Последнюю картинку Олька никак не называла. Просто. Непонятно откуда она её запечатлевала. Ведь никаких таких рельс в округе и близко не было.
«Так, откуда-то с головы»- отвечала Олька на расспросы.

Сегодня была «Дальность». Олька специально отошла чуть левее по берегу, чтобы запечатлеть по другому.
Солнце было замечательное. Холм был замечательный. Даже речку сегодня не портили своими купаниями и удочками мальчишки. День удался.

Сколько всего таких удачных дней было у Ольки? Она не помнила. Цифры вообще не задерживались в её голове. Ей не нужны были эти значки, с помощью которых другие зачем-то считали или писали что-то на тех самых листах, на которых она так понятно запечатлевала всё.
Впрочем, пару цифр она запомнила. Совсем недавно, когда можно стало рисовать настоящий зелёный холм (до этого он был цвета, карандаша для которого, у Ольки не было), ей совершенно неожиданно устроили Праздник. После обеда, вместо обычного компота, всем налили чаю, а тётя Шура внесла красивый с белыми завитушками торт и поставила его перед Олькой. И все вдруг стали кричать «Поздравляем!» и целовать Ольку. И оказалось, что у неё «День рождения» и даже какой-то особенный. А завитушки на торте, как оказалось, обозначали сколько Ольке уже лет и зим.
Олька тогда так удивилась, что даже завитушки запомнила.
Та что слева была как дерево, если ветку нарисовать только одну и тоже слева, а вторая, как кошка, которая свернулась клубком и только хвост торчит вверх.