[Прошлое] "Дорога в небо лежит по прямой". Корри, Эфниссьен Атерирнон, Амир Делион, Алиса Грей

[Корри]

Юная Шейфисс не теряла надежды слишком быстро - наверное, именно поэтому переживала всё слишком серьёзно. В её деревушке не бывало так, чтобы кто-то уходил с концами, и любой ментальный голос, становясь тише, только удалялся, и обязательно возвращался. Корри верила, что при должно желании можно услышать любого родственника в любой глуши.
Она не слышала своих родителей, не слышала никого из деревни, не слышала совсем. Это уже бывало раньше. Ей что-то говорили о голосах, замолкающих навсегда, но говорили искусно скрывая правду за вымыслом. Она это чувствовала, но не смела перечить. И теперь она могла опознать это молчание как смерть.
Даже если бы ей удалось вырваться, она знала точно, что возвращаться будет некуда. Когда семена улетают прочь, гонимые жарким ветром лесного пожара, им приходиться прорастать, забыв о своих родителях. Видимо, так и здесь. Как семечко, Коррена замкнулась и экономила в себе силы, чтобы прорасти потом. Она жива - и это единственное, что нужно знать, чтобы жить. Если она выжила, ей нужно дать начало новому лесу, иначе смерти всех её собратьев будут окончательными.

За время нового путешествия её лоза успела порядком иссохнуть. Хотя им давали воду, пусть немного, но достаточно, чтобы не допустить гибели рабов - по крайней мере, части рабов, - анере-тайо всё же испытывала хроническую жажду, постепенно заставляющую её слизистые пересыхать. Она держала глаза закрытыми, испытав почти физическую боль вместе с необходимостью их распахнуть. Воздух разом стал суше, что привело к странным, словно царапающим и опаляющим ощущениям в горле, заставляя закашляться. В бронхах не было живительной влаги, а горло зудело и першило, и Корри, совсем не отдавая себе отчёт в том, что нужно делать, просто тихо сипело и кашляла, рухнув на пол и подобрав под себя ноги, чтобы занимать меньше места и избежать случайных спотыканий незнакомцев. Ни к чему хорошему встречи с чужими до этого не приводили.
Возможно, Шейфисс была бы и рада ответить и довериться, но взрослая мысль "нужно дать о себе знать и ответить" полностью заблокировалось естественной детской потребностью вызвать жалость и просить защиты и заботы не голосом, а одним своим видом. Голова кружилась, эмоции новых существ ощущались совсем-совсем слабо, и каждый очередной спазм в лёгких сбивал мгновенную концентрацию.
Знай бы Коррена, что кто-то другой из её деревни выжил, она бы позволила себе провалиться в ласковое забвение смерти где-то в пути. Но ей попросту не на кого было переложить эту ношу. Она осталась последней, последней жительницей Лазурного Разнотравья, и умирать ей было совсем нельзя. Она не спрашивала себя, почему другие не выжили. Она не спрашивала себя, чем она лучше. Все эти вопросы имеют смысл только когда стоишь далеко от грани, когда жалеешь себя - а сейчас она просто маленькая измученная девчонка, рухнувшая на холодный пол и непрерывно кашляющая, не способная даже толком держать глаза открытыми. А после падения и тряски, теперь и застоявшаяся в пустом желудке кислота пришла в движение и как-то неожиданно быстро просочилась в пищевод, вызывая жуткую изжогу и мучительную боль чуть ниже, в животе.